– Для начала довольно общий вопрос о перспективах издательского бизнеса. Известно, что происходит падение тиражей во всем мире, и в газетах, и везде в бумаге. Газеты стараются уходить в онлайн, в интернет, и весь медийный бизнес идет в двух измерениях: по-старому в газете и в сети – по-новому. Но еще пока никто толком не знает, как надо. Почти все журналисты старой школы консервативны и не понимают толком, что к чему. Ваша оценка ситуации, ваш взгляд?
– Мне на эту тему трудно говорить. Объясню почему. Не потому, почему можно подумать, а потому, что я совсем недавно много говорил на эту тему и даже сделал доклад. Я совершенно не считаю, что он является какой-то большой ценностью, но просто мне страшно трудно говорить, потому что это будет как бы такой скоропалительный разговор на эту тему. Если у кого есть интерес, можно зайти и прочитать... Важно определиться – в каком диапазоне мы разговариваем, в диапазоне какого срока?
– Ну, например, ближайших 10 лет.
– В ближайшие 10 лет газеты не умрут. Ни в России, ни в мире. Но начнется их полная переквалификация в продукт другого типа. Все развивается, все предметы и понятия в мире развиваются по некоторому единому принципу. Исключения бывают – но они подтверждают правило. Вот, представьте себе часы. Сначала часы есть одни на весь город. Они висят на городской ратуше, они бесплатны, они там что-то звенят, они всем видны. Можно увидеть, посмотреть, ими не всем удобно пользоваться, потому что и при этом есть субъект – обычно власть, определяющий, который час. Он имеет право подойти и что-то там подкрутить. Потом часы появляются в каждом доме. И уже определяет хозяин дома – что можно подкрутить. Часы становятся дорогими, не каждый может себе их позволить, но в общем как бы независимость приходит. Потом часы появляются в каждой комнате. Потом они появляются на каждом камине и идет встречный тренд – они одновременно удешевляются и одновременно удорожаются. Их становится больше суммарно, но стоимость часов внутри семьи растет и они становятся платными, уже не теми, которые на ратуше, – появляются производители, появляется индустрия. В конце концов, у каждого на руках образуются часы.
Дальше эти часы идут по пути удешевления внутри себя и постепенно у каждого становится много разных часов. А потом в какой-то момент происходит некоторая революция в сознании, и часы перестают быть часами вообще. А становятся приложением к чему-то другому. Вот у нас в каждом калькуляторе, в каждом мобильном телефоне, в каждой вещи есть часы. То есть часы как функция измерения времени – они перестает быть самостоятельным носителем. С одной стороны. С другой стороны, часы при этом никуда не исчезают. И реальностью становится сумма 50 тысяч долларов за часы, потому что в них появляется другое качество. Качество сложности, качество знания, качество принадлежности, качество кастового определителя, миллион разных других качеств. Но при этом говорить о том, что эта индустрия дает нам понять, который час – неправильно, она уже нужна совсем зачем-то для другого. И это путь, по сути, дело каждого предмета!
В том числе, например, газеты. Вот сначала печатается "Вестник царя", – указ, прибиваемый на ратушной площади, это же, по сути дела, газета, да? Вот, приходит герольд трубить: все приходят и читают. Бесплатно. Потом появляется много разных газет, потом газеты у каждого, потом человек выписывает несколько газет, они становятся платными, каждый раз становятся дешевле, но при этом суммарно они становится дороже. Потом они постепенно становятся приложением к другой функции, например, – рекламной, потом еще что-то и т. д. А потом неожиданно выясняется, что газета как бы является приложением к продаже компьютеров. Потому что вот она информация уже там – как часы на телефоне. Исчезла ли при этом газета, как мы ее знаем? Нет, пока не исчезла. И не исчезнет еще долгое время.
Вот сейчас газета находится приблизительно там, где часы находились, скажем, 20 лет назад. Революция перехода в новое качество, в качество приложения, в качестве ассоциации с другим узлом. Это, если мы говорим, газета не как информация, а газета как некоторый информационный формат. При этом информация отдельна сама по себе – и можно говорить о развитии информации как таковой. Но она не является идеей, не является предметом. Ее логика развития другая.
– И все-таки, о газете, а?
– Газета сегодня находится в переходной точке. Именно поэтому страшно затруднен любой анализ. Потому что очень трудно анализировать изнутри переходного периода и потому что в эту минуту мы осознаем – завтра уже будет иначе. То есть, нет ни стороннего взгляда, нет ни статуса-кво. Ситуация меняется ежесекундно. Тиражи на Западе горят всячески. Происходит знаковое разделение газет и журналов. Журналы это Breguet, или что? А газеты это еще не понятно, что: это "Сейко" за 5 копеек или это уже приложение к мобильному телефону? Другой вопрос состоит в том, что когда будет понятно – газета все равно еще будет. Характерен другой пример: история сигареты и сигары. Сигары были способом курить. Потом появились сигареты и сигары, как способ курить перестали быть нужны. Де-факто. Их неудобно закуривать, они ни то ни се в сравнении с электронным экраном или в сравнении с папироской. При этом они никуда не исчезли – ни сигары, ни трубки. Они стали, более того (объем рынка все равно значимый), дороже, и вообще, предоставляют другой тип сервиса. Курение в другой обстановке, в другом размеренном цикле. Есть люди, которые употребляют и то, и другое. А есть люди, которые потребляют только сигары. А есть люди, которые потребляют только сигареты, но благодаря тому, что когда-то были сигары. И вот в этом смысле газета перестает быть сигаретой, она становится сигарой.
– Получается тупик, нет?
– Разумеется, и внутри сигар должно быть движение куда-то. Идет борьба внутри и этого рынка. Но вообще этот рынок сместился, оставив свое место сигаретам, а сам он пустился под другое времяпрепровождение. Борьба идет за типологию времяпрепровождения.
– Поясните.
– Журналы борются с телепередачами и с походами в кино. Потому что вот у человека есть послерабочее время – допустим, 7 часов, и он как-то должен их как-то потратить. Борьба идет именно за это. Так называемая "экономика внимания". Мне почитать толстый журнал или мне сходить в кино? Или мне еще что-то надо? Газеты борются в несколько другой нише. Но у них тоже есть борьба между собой и борьба с сигаретами – все еще! Борьба с новым носителем. Сигаретами я называю, например, интернет. Где информация получается легче, свободнее, сложнее – с многими функциями, которые в газете не существуют.
– Ну, а, прогноз на 10 лет?
– Сигары проиграют сигаретам. Газеты проиграют новым носителям – безусловно. Но проиграют, переродившись в новое качество. Став сигарой завтрашнего дня. Став другой моделью поведения. И в этом качестве они еще долго будут жить.
– Вернемся к интернету. Какие есть у "Коммерсанта" есть онлайновые проекты, кроме "Газеты.ru," которую купили уже готовую? Вроде ничего нет – или есть?
– Ну, есть сам "КоммерсантЪ", это очень большой сайт. Собственно говоря, идущий, в общем, много впереди других – хотя бы как бизнес-модель. И доля рекламы, собираемая Издательским домом "Коммерсантъ" в своих онлайновых СМИ, выше доли, которая есть у других издательских домов.
– То есть у вас реклама в онлайне больше, чем, допустим, в издательском доме "Ведомости"?
– Да, конечно.
– Ну, это не значит, что в онлайне больше, чем в самом "Коммерсанте" на бумаге?
– Нет, конечно. Но больше, чем, у кого-либо. "Ведомости" тоже идут сильно впереди рынка. Например, возьмем какого-нибудь лидера рынка – "Московский комсомолец", "Известия" и так далее, у которых большие тиражи и какие-то нормальные доходы в офлайне. В онлайне они явственным образом отстают, потому что не понимают, что это другой тип взаимодействия, другой тип подачи рекламы. И не рекламы, а поведения, информации и т. д.
Вот у нас есть два проекта сегодня – это "Kоммерсатнтъ" оnline, "Газета.ru", начиная с сентября мы запустим еще полтора проекта.
– Странно звучит – "полтора проекта".
– Один в партнерстве, то есть это будет кумулятивный проект нашей информации с чужими сервисами и поэтому тут наша половина. И один – полностью информационный.
– А подробнее – секрет?
– Ну да. Один будет касаться потребительской, деловой информации и больше базироваться на сервисах – на технологии доставки, на других новшествах в этой области. А второй – в области технологии доставки новизны не будет, это будет как бы просто портал, сайт в обычных видах, но более заточен содержательно. Это будет бизнес-информация, бизнес-экономика, минуя общеновостную, общеполитическую и развлекательную составляющую.
– То есть, что чисто ваше. Без партнерства?
– Там тоже будут разные партнеры. Но имеется в виду, что ядро информационное, чисто газетно-информационное детище, а не завязанное на технологии.
– А кто придумал?
– Авторов нет. Мы садимся, собираемся, встречаемся с разными людьми, смотрим, что они делают, предлагаем им. Нет, это скорее веяние рынка – придумывали, понимали, что для этого информационно технологического проекта нам нужен такой то технологический партнер, приходили к нему, предлагали. А выяснялось, что он делает что-то похожее и мы объединяли усилия. Посмотрим, в сентябре будет видно.
– Насколько хозяин бизнеса "Коммерсанта" в него интегрирован, скажем так?
– Настолько, насколько он хочет и настолько, насколько издательский дом хочет. И это чаще всего пока, по крайней мере, несовпадающие факторы. Он иногда хочет узнать, как обстоят дела в какой-то особой области, например – как у вас таким с такими-то показателями и почему? Мы все рассказываем. И он в этой области интегрирован – потому что хочет. И наоборот, в другой области мы хотим, чтобы он знал, потому что там нам надо со стратегией что-то там сделать. Ну, есть советы директоров, мы собираемся, рассказываем, что вот в этой области у нас устроено так-то и так-то, тут нужно мнение и консолидированное решение, как это произвести. Сказать, что у акционера есть интерес ко всем аспектам нашей деятельности или к какому-то одному конкретно болезненно – нет. По крайней мере, пока это не происходит.
– Писали, что Алишер Усманов 7TV купил, еще что-то. Это как-то заинтегрировано в "Коммерсанте"?
– Нет, никак.
– А как вы позиционируете аудиторию "Газеты.ru" и "Коммерсант" в онлайне, аудитория ведь практически одна и та же?
– Аудитория разная, хотя пересечение высокое. Мы разводим ее поведенчески. Газету "Коммерсантъ онлайн" ты читаешь затем, чтобы знать, что было напечатано в газете "Коммерсантъ". И знать, что именно сотрудники газеты "Коммерсантъ" думают про это и то.
– Я, к примеру, именно поэтому и читаю.
– Правильно. А также с тем, чтобы в удобное тебе время иметь возможность достать любую заметку, в том числе архивную. "Газету.ru" читают из других соображений – чтобы знать, что произошло прямо сию секунду. Это новостной аналитический ресурс. Она отличается от "Ленты.ru" или чего-то еще тем, что там аналитически работают и вся аналитика привязана к событию, которое вот сейчас происходит. На самом деле это вопрос системной разницы. "Коммерсантъ онлайн" обновляется один раз в день. И чем он отличается от газеты, кроме того, что он на экране? Тем, что он дает обратную связь, возможность поиска комбинаций. То есть, это газета с сервисами вокруг нее. А "Газета.ru" – это совсем другое. Там значительно менее "брендованные" журналисты, "брендованные" мнения, там сиюминутный поток каких-то высказываний, новостей, содержания... Там "коммерсантовского" докапывания или "коммерсантовской" фактуры и "коммерсантовских" связей не может быть в принципе – потому что это другие люди делают другую газету, их задача за 15 минут что-то выпустить. Но зато ты получаешь информацию. Это разница, опять же, как между сигаретой и сигарой. Это разница как между тем, как вот ты побежал на улицу и съел фаст-фуд и мы боремся за то, чтобы этот фаст-фуд был хорошим, а не говном. И вот "Газета.ru" это как бы фаст-фуд (технологический) – твоя задача сейчас что-то съесть.
– "Газета.ru" входит в "Коммерсантъ"?
– Это дочернее предприятие. Оно формально не интегрировано, редакции не интегрированы. Но по отношению к "Газете.Ru" акционером являемся мы.
– А сколько региональных изданий "Коммерсанта" на сегодняшний день?
– "Коммерсантъ" сегодня печатается – где-то он печатается, где-то есть только редакция, где-то есть только печать, нет редакции, где-то есть и то и другое – но суммарно это порядка 19 точек по стране.
– Насколько это оправдано?
– По-разному. Но оправдано абсолютно. Потому что благодаря этому у нас есть такой тираж, доставка, присутствие в регионах. Таким образом поддерживаются корпункты, которые работают на Москву и так далее. Есть рекламодатель, которого интересуют определенные регионы. Плюс есть локальные рекламодатели, которого интересует контекст "Коммерсанта" в том числе. При этом, если брать наши филиалы как отдельную бизнес-модель, каждый отдельно кто-то более успешен, кто-то менее. Но прямого дотирования нет нигде. Присутствие "Коммерсанта" в регионе обусловлено тем, что есть рекламодатель, которого мы интересуем или есть читатель – есть потребность в "Коммерсанте", которая в этом регионе реализуется. Иначе было бы 89 филиалов – по числу субъектов федерации.
Наши основные конкуренты не представлены в регионах, то есть представлены туда довозом московских газет или просто тупой перепечаткой, а иногда ни тем, ни другим. Региональный выход для конкурентного преимущества необходим. Только это, собственно говоря, дает нам возможность быть по-настоящему федеральной газетой. 50% подписки у нас в регионах.
– Когда "Коммерсант" продавали последний раз, в прессе назывались разные суммы сделки и, в частности, высказывались соображения, насколько она завышена. Но цена, как известно, зависит от оборота. Насколько велик "Коммерсанта" как бизнес?
– Конкретизируйте вопрос.
– Тупо: чистая прибыль?
– Это не тупо. Это сложный вопрос. Мы еще сегодня не готовы сегодня быть прозрачными, то есть объявлять цифры точно, но это доходы свыше 70 миллионов долларов – по прошлому году. По этому году трудно говорить, потому что мы интегрировали "Газету.ru", купили журнал "Секрет фирмы". Сейчас идет сведение, консолидация учетной политики и т. д. Поэтому говорить прогноз на этот год мне бы сейчас не хотелось.
– Все издания прибыльные?
– Все издания прибыльные, но по-разному.
– Как быть с журналами, у вас какое-то есть понимание? Тиражи-то все-таки падают. Куда двигаться дальше?
– На самом деле у каждого издания существует свой срок жизни, который оно может жить до переделки. Наши журналы подошли к этому порогу, и мы собираемся их как-то изменять. С одной стороны. А с другой стороны есть относительные показатели и есть абсолютные. И в абсолютных показателях наши журналы лидеры рынка. Аудитория журнала "Деньги" падала пару-тройку лет, два с половиной года падала, но это по-прежнему самая большая аудитория в этом сегменте. И в абсолютных деньгах это огромная доходная точка. И в этом случае важно не навредить. Но мы, конечно, смотрим в будущее, и тенденция в этом году переломлена, аудитория у "Денег" начала расти. Но это все еще спорадические колебания. Сейчас мы будем его переделывать для того, чтобы рост был устойчивый. Это же коснется и "Власти". Но там ситуация сложнее, издание такого рода очень зависит от контекста: в стране политика сейчас устроена таким образом, каким она устроена. И поэтому, каким должен быть общественно-политический еженедельник в сегодняшнем мире, в общем, не понимает никто. Мы понимаем лучше других, но опять же: а как это будет устроено завтра – не очень понятно.
– Насколько должен генеральный директор вмешиваться в редакционную политику, насколько он должен быть продюсером издания?
– Продюсером издания он должен быть абсолютно, это обязательная вещь. Он не должен вмешиваться в редакционную политику на уровне статей. Как и акционер не должен вмешиваться в предприятие на уровне болтов. И это очень простая история. Если я считаю, что издание должно двигаться туда-то, у меня есть на эту тему некоторые аргументы, прежде всего бизнес-организационного порядка. Я собираю людей, которые этим занимаются, и им точку свою зрения высказываю. У них там есть какие-то встречные аргументы. Моя технология воздействия на это – я могу заменить людей, потому что это касается административно-организационной части. В ту минуту, когда я говорю: да, издание движется в правильном направлении, лезть в заметки я не должен и никогда этого не делаю. То же мера воздействия акционера на весь Издательский дом. Он может заменить директора, главного редактора, но в заметки он не может и не должен лезть. Все издательские дома, где хозяева лезут в заметки, плохо заканчивают. Другое дело, что бывают директоры, пришедшие из редакционных недр, и они в этом качестве себя вольготно чувствуют, а редакция их воспринимает в этом смысле позитивно, понимая, что он директор по совместительству, а в основном – лидер редакционного процесса. У нас не так, у нас эти вещи совершенно разделены. Я пришел не из редакции.
– Но тем не менее взаимопонимание есть с людьми?
– Да, более или менее.
– Немного отвлечемся от "Коммерсанта", хотя вопрос навеян им. Насколько покупка "ЖЖ" есть попытка государства взять под контроль интернет?
– Да причем здесь государство? Во-первых, где Мамут и где государство? Я, в общем, не склонен отождествлять эти вещи. Во-вторых, где "ЖЖ" и где содержание? Многие люди путают технологию и контент. Покупка "Живого Журнала" суть покупка права на локализацию некоторой технологии. Чисто техническая, чисто бизнесовая сделка. Причем сделка из разряда, где любая попытка перенести ее в контентную сделку, в медийную, приведет к потере денег, к потере стоимости. Если ты купил технологию высказывания людей, а пытаешься из нее сделать высказывание себя, то открой медийный проект и делай. А иначе ты только теряешь – потому что люди перестают говорить. И мне кажется, что начальство "Живого Журнала" и сам Мамут сам это прекрасно понимают. Понятно, что у рынка существуют фобии на эту тему. Кто эти фобии создал? Эти фобии создали те, кто вмешивались. А те, кто не вмешивались, этих фобий не создавали. Безусловно, лояльность тех или иных покупателей СМИ к власти может сказаться на свободе журналистского волеизъявления. Но это, во-первых, не единственный фактор, есть способы дешевле и эффективнее изменить журналистскую позицию, чем платить дикие деньги за покупку оболочки. А во-вторых, это в любом случае все не про "Живой Журнал, если имеется в виду конкретный пример. Потому что любой западный продукт для того, чтобы начать зарабатывать деньги на новой территории, нуждается в локализации. И в данном случае локализирована должна быть технология, а не высказывание конкретно. И я лично, пользуясь "ЖЖ", никогда не сталкивался ни с какими проблемами в этой области. И то же самое касается массы других технологических решений. Можно купить некую частоту, но если у тебя там журналисты "Эха Москвы", то ты получишь "Эхо Москвы". А если ты заменишь журналистов "Эха Москвы", то, даже не покупая частоту, ты получишь не "Эхо Москвы". Даже если так же станцию и назовешь. Поэтому, нужно замечать аппаратные сделки, медийные и коммерческую составляющую в них обоих.
– Что будет после "Живого журнала"?
– В интернете?
– Вообще. Что будет хитом после "ЖЖ"?
– Знал бы прикуп – жил бы в Сочи. Мне кажется, что следующий виток будет не на сайте, не в технологии конкретной, а в масштабном изменении вещей, связанных и с носителем и с определителем. В любых носителях, которые с тобой – смартфонов и так далее. Это будет некий набор коммуникативных услуг, которые рождаются оттого, что мы все больше и больше знаем про человека. Интернет все больше и больше в кармане и он постоянно подключен. Ты идешь по Нью-Йорку, ты подключен все время, ты все время перехватываешь следующую вайфайновую бесплатную сеть. Вот этот тип услуг страшно интересен. И на его стыке будет рождаться новая реальность. Ты знаешь, что слушает твой товарищ сегодня, потому что он пишет об этом. Представь себе, что ты одновременно знаешь ( если он тебе это разрешает) в каком конкретном магазине и в каком конкретном ресторане он находится? Машина сама по себе идентифицирует всех людей, которых ты знаешь, которые тебе нужны и какой тип информации тебе понадобится. Вот сегодня все массированно выкладывают видео. Это, в свою очередь рождает видеоэдитинг и хоумвидинг, люди начинают больше снимать, потому что им есть кому показать. Они кладут все больше и больше. Следующий шаг, это когда видеоэдитинг будет в сети, когда не надо будет загружать массивные программы и иметь специальное оборудование. Когда люди будут брать знаменитые фильмы, которые все уже будут к этому моменту в сети в платном или бесплатном доступе и монтировать там свои клипы, монтировать себя в фильмы и так далее. Когда ты сможешь наводить мышкой или глазом на конкретного персонажа и получать о нем все – и как о персонаже, так и об авторе, и об актере, который играл это?
У нас сегодня есть гипертекст, представьте себе гипервидео. Когда ты смотришь фильм, в фильме начинается Вторая мировая война и когда ты захотел, тебе все рассказывается про Вторую мировую войну. То есть, вообще изменяется понятие контекста – когда у тебя все время становится под руками. Причем в любом формате. А поверх этого – одновременно тысячи человек, которые делают то же самое, что и ты. И вот там будущее. Интернет будет не только давать тебе, но и будет брать от тебя и интегрировать между всеми. И, безусловно, рано или поздно будет онлайн-голосование на выбор в Государственную Думу или куда угодно.
– Это-то зачем нужно?
– Почему у нас сегодня страна устроена так, как она устроена у всех? Потому что в какой-то момент площадь в Афинах не смогла вместить в себя всех свободных людей. И тогда они начали избирать кого-то, кто вместо них мог принимать решения. Они делегировали свои права. Интернет позволит вернуться от представительской демократии к прямой, когда решения будут приниматься, потому что мы знаем мнения всех. Да, это не в ближайшие 10 лет, но в принципе это будет происходить. Сегодня уже в той же самой Эстонии ты можешь голосовать в парламент через интернет. И, рано или поздно, парламент будет не нужен вовсе. Потому что всякий человек будет членом миллиона каждых комментарий по каждому вопросу, которые и будет определять, каким образом будет устроена наша жизнь. И технологии, которые будут это обеспечивать, будут хитами.
А информация в этом смысле станет вторичной информацией, как вещь генерируемая тем-то, потому что это будет информация, которая генерируема всеми. Какой смысл в телепередаче про взрыв там-то, если сам взрыв доступен всем, потому что вокруг стоят миллионы видеокамер в каждой точке и все люди в эту минуту становятся блоггерами и показывают взрыв телефоном.
– Какие при это могут возникнуть сложности?
– Это родит принципиально новые проблемы соотношения сигнала и шума, когда в какой-то момент мир превращается в такое информационное облако, в котором трудно найти то, что тебе надо. И в этом смысле борьба за технологии вычленения того, что надо, от того, что не надо – борьба за хиты. Уже сегодня, например, ты можешь в реальном времени смотреть и отслеживать взлеты и посадки самолетов. В этом смысле информацией сама жизнь, а не рассказ о том, какая она. И интернет как раз то, что это позволяет, позволяет тебе жизнь в ее прямом смысле, минуя текст, как посредник. Минуя художественное произведение – как посредник.
– Честно говоря, не очень радостная перспектива.
– Я же не сказал, что это будет хорошо. Я не сказал, что из-за этого отомрет текст или художественное произведение. Просто будут существовать некоторые новые реальности. А что-то отомрет вовсе, как умер жанр простых путевых заметок, которые весь конец 18 века, весь 19 век, начало 20 века абсолютно царил. Потому вот этот человек побывал там, где мы никогда не побываем и чего мы никогда не увидим, и он нам это доносит. Сегодня простую путевую заметку прочитать уже невозможно, потому что там был каждый. Сегодня каждый человек является критиком, а не потребителем путеводителя. Путеводитель по Ницце, по Каннам или по Новосибирску устарел к моменту появления. А относительно твоей точки зрения он был не нужен никогда, потому что нет одинаковой аудитории сегодня. Вот вместо путеводителя появляется проект земля, когда ты видишь карту каждого места и видишь, какие события там происходят, видишь все бизнесы, которые там устроены и все магазины и все лавки и всех людей, которые подключены к этой системе, которые там сейчас находятся и спрашиваешь их мнение – стоит ли туда идти, а тебе говорят – нет, конкретно сейчас там авария на 35-й, не ходи туда. И сильнее любого путеводителя будет жидко-кристаллическая бумага, когда тебе не надо будет иметь открывать лэптоп, запускать его, подключаться к сети... Экран будет выматываться, вытаскиваться, заменять газету, а когда не надо – мир схлопнулся. И мы сейчас снова на этапе борьбы за тип устройства. Этот этап мир проходил несколько раз, самым крупномасштабным был автотранспорт. Полное изменение всего.
Чему обязан своим развитием Лазурный берег во Франции? Пятидневной рабочей неделей. Больше ничему. С одновременным появлением поездов, когда французский буржуа сможет успеть доехать туда, два дня отдохнуть и вернуться обратно на работу. Невозможно себе представить развитие региона до того, как эти условия соблюдены. Для того, чтобы появилась фотография, нужно развитие оптики, которым занимаются люди, не знающие ничего про химию. И одновременно развитие химии, которым занимались люди, ничего не знающие про оптику. И на сегодняшний день огромное количество необходимых условий для новой технореволюции выполнены. Не выполнены достаточные условия. Сегодня все равно для того, что-то узнать, мы должны подойти к экрану. Либо к телевизионному, либо к компьютерному. И именно это изменится в ближайшие 10 лет. Эпистолярный жанр умер не тогда, когда появились электронная почта, ты же ее все равно пишешь, все равно есть читатель, есть ощущение того, что ты не знаешь, когда человек это прочитает. Подойдет к компьютеру – прочитает, не подойдет – не прочитает. А вот SMSки с обратной связью, когда "получил – не получил", "ваше письмо доставлено" – они изменили сообщения принципиально. Теперь эпистолярный жанр реально умирает в его старом виде. Рождается некоторый новый, когда ты в ту же секунду находишься на связи. Вот там надо искать хиты. Знал бы, какие конкретно – уже бы делал.
– Страшноватая картина. "Большой брат следит за тобой".
– Нет, не большой брат, а все за всеми.
– Это еще хуже.
– Да, но это же вопрос допущения, как и в "ЖЖ", где у тебя есть разные уровни "прайвеси". Вот я в "ЖЖ "разный для разного типа читателей. Есть кто-то, кто видит все, что я написал, кто-то видит часть, кто-то видит то, что я профессионально написал и так далее. Не вопрос, что будет одна точка потребления – большой брат – а мы сами будем создавать друг для друга те информационные реальности, которые нужны, которые осмыслены.
– То есть контент умрет вообще?
– Наоборот, просто все станет контентом. И в этом смысле редакция, которая существует здесь сейчас, будет заниматься не созданием контента, а извлечением интересного из огромного потока-шума, в который превратится все.
– А авторские колонки? Их не жаль?
– Пожалуйста, любой человек может быть автором авторских колонок. Тот, кто будет более востребован, будет знаменит, как автор авторских колонок, а тот, кто пишет авторскую колонку плохо – будет знаменит как водопроводчик или как тот, кто он есть на самом деле – режиссер, банкир. Люди значительно точнее будут понимать, в качестве кого они востребованы.
– Почему вы не пишете обо все этом в "Коммерсанте"?
– Потому что я не мешаю мясное с молочным.
