Прям, умора, ржу-не-могу, укатайка, бугага, нет? Чего молчишь-то, читатель? Неужто на хахашечку не пробивает? Ты не наш что ли, не пойму? Не с района? Наши-то, прям, все катаются и угорают.
Это я о качестве юмора и об эволюционном развитии. Было время, когда кидание тортами и поливание поливальщиком себя самого вызывало у почтенной публики гомерический хохот. С появлением звукового кино, блистательный ряд пополнил незабываемый образ придурковатого иностранца, коверкающего родную речь. Публика неистовствовала.
Потом, уже во второй половине прошлого века, тяжёлый комедийный морок отпустил широкие народные массы, и незадачливый профессор из Скандинавии из «Осеннего марафона» генерировал лишь лёгкую грусть. Население взрослело: энтузиазма поубавилось, благосостояние и интеллектуальный уровень повышались. Надпись на заборе из трёх букв не вызывала уже былого необузданного восторга. Хотелось чего-нибудь посложнее и поглубже.
Иностранец же, напротив, поднимал в сердцах соотечественников волну доверия и благодати. Всё иностранное, включая неумелый выговор, вдохновляло аборигена на вспышки почитания и преклонения. Это всё уже на излёте советской власти. Один только нейминг тогдашний чего стоил, все эти кукуево-плазы, пупкины-энтерпрайзы и прочие абибасы. Колледжи вместо ПТУ и бакалавры вместо техников, это всё оттуда.
Почти религиозное доверие ко всему иностранному реанимировало, позабытый, было, акцент-выговор-прононс, но без комедийного наполнения. Главное – подтвердить иностранное происхождение продукта, а не издеваться над неполноценностью басурманина.
В начале 90-х начинавшему уже о чём-то догадываться населению всё ещё подмигивал одним глазом Распутин в рекламе одноимённой немецкой водки.
Нарочито скверный русский, на котором разговаривал бородач, лишь подтверждал «высокое» качество столь же скверного, как потом выяснилось, напитка.
Но публика пока ещё верила старцу, и главное – его придурковатый выговор никого не смешил. У выговора была совсем другая задача.
Кстати, помните ядовито-яркую колбасу «Голд Салями», появившуюся тогда сразу же во всех ларьках? Ту, где мяса, судя по всему, вообще не было? Выпускается датской корпорацией GØL.
Жарко спорил как-то со мной один из наших европейских эмигрантов, что, мол, Дания – цивилизованная страна, такого выпускать не может. Там, мол, жесткий контроль и прочее. Типа, колбасу выпускали на Малой Арнаутской в какой-нибудь Польше или Китае. Грозился провести расследование и доказать чистоту дел и помыслов. С тех пор молчит.
Меня же другое интересует – куда теперь всю эту дрянь поставляют? Конвейеры с «Золотой салями», жестокой водкой «Петров» и «Черная Смерть» в жестяных банках, порошком «Зуко» и прочими химическими удовольствиями как работали, так и работают. Мне почему-то так кажется...
Впрочем, я отвлёкся. В следующий раз иностранный акцент в качестве свежего комедийного приёма материализовался лет через десять в рекламе собачьего корма «Чаппи». То ли, по мнению рекламистов, население созрело, окончательно деградировав на петросян-камеди-клабах, то ли у самих клипмейкеров, копирайтеров и/или рекламодателей такой вот уровень развития.
Теперь вот «Амбробене» с альпийским идиотическим пупсом в коротких штанишках. Вас смешит его акцент? Чего молчишь, читатель? Неужто на хахашечку не пробивает? Ты не наш что ли, не пойму? Не с района? Наши-то все, прям, угорают.
Михаил Дряшин,
креативный директор PR2B Group
